В комнате пахло страданием и кровью.

– Не могу… хватит… не могу…

Светлые, слипшиеся от пота волосы разметались по мятому, грязному тюфяку.

– Хватит… не могу…

Лиска огляделась, не понимая, как яркий радостный свет мог зашвырнуть ее сюда. Каменный мешок с низкой деревянной дверью и маленьким зарешеченным окном под потолком.

А позади – стена. Неровная и холодная. Васька, похоже, умеет ходить сквозь камень и пространство.

Впрочем, поразмыслить над удивительным перемещением девушка не смогла, потому что бессвязный шепот вернул ее в реальность.

– Кто здесь? – Лежащая на тюфяке девушка неловко вывернула голову, почувствовав чужое присутствие.

– Я, – просто ответила Василиса.

– Ты пришла забрать? – Невидимая девушка всхлипнула с надеждой и облегчением.

– Что забрать? – полушепотом спросила Василиса, осторожно приближаясь.

И еще до того, как прозвучал ответ, Василису окатило ощущение тревожного дежавю. Показалось, будто реальность закрутилась в петлю Мебиуса и вернула ее в тот самый день, когда она только появилась в Аринтме: тонкая женская рука без мизинца. Сейчас раздастся шипение: «Подойди-и-и…»

– Не уходи… не бросай меня… – прерывисто и жалобно.

В этом юном голосе было столько боли и муки, что сердце сжималось.

– Я не уйду, – прошептала Лиса, подходя и склоняясь над лежащей.

Ей было, наверное, лет шестнадцать. Красивая, но измученная. И под грудью по серому невзрачному платью растеклось безобразное черное пятно. Кровь. Тонкие руки зажимали рану, от которой любой человек давно бы умер. Давно и мгновенно.

Василиса ахнула:

– Кто это сделал? За что?!

– Колдуны… – Она едва шептала.

– Сволочи… – Василиса сжала кулаки. – Вот же сволочи!

От этих ее слов несчастная вздрогнула и взмолилась:

– Не надо… больно… не злись.

Лиска склонилась над ней, укрыла ледяные ноги своей овчинной накидкой, отвела с потного холодного лба мокрые пряди волос.

– Ч-ш-ш… Я сейчас что-нибудь придумаю… обязательно придумаю…

Девушка закусила губу, одновременно страстно желая сострадания и в то же время, отказываясь от него, оттолкнула руку утешительницы, выгнулась на мокром тюфяке и вдруг закричала:

– Уйди! Уйди! Я магесса! Уйди!

– Нет, никуда я не пойду.

– Она меня больше не слушается. Уйди… – Умирающая с мольбой смотрела на Василису, сдерживая проклятую силу невероятным напряжением воли. Тело несчастной обсыпали капли воды. Они то появлялись, просачиваясь сквозь одежду, то пропадали.

Магесса кусала губы. Как объяснить этой странной незнакомке, что перед ней не просто обладательница проклятого дара? Как найти силы и рассказать о себе? О самой сильной в Клетке магов. О той, которую дэйны опекали денно и нощно, потому что дар был силен и взбалмошен. Как объяснить, что сейчас, когда она умирает и не может умереть, от мук, которые ей приходится переносить, ее сила делается слишком злобной, яростной? Что она просто раздавит эту девушку, так ласково гладящую ее по волосам?

Василиса не была совсем уж бестолковой. Она понимала, что происходит, помнила со слов Грехобора и дэйна. Пожив в этом мире, поносив в себе дух колдуна, Вася перестала быть неосведомленной дурочкой.

– Сколько ты уже мучаешься? – спросила она.

– Четыре дня… – Магесса судорожно вздохнула и снова попыталась что-то сказать, но онемела, раздавленная тихим:

– Я возьму.

Лиска протянула открытую ладонь.

– Нет! Уходи!

Но проклятый дар уже не слушался, рвался прочь из умирающего тела в новое, сильное и крепкое. Василиса крепко сжала ледяную ладошку:

– Все хорошо… отдай.

Из ее глаз текли слезы, но голос был тверд. Она ласково гладила измученную магессу по волосам. Вот и все. Не будет сказки. Не будет смеха. Не будет мужа, любви, грозы. Ничего не будет. Потому что не будет больше Василисы.

А тонкое тело обмякало, принимая смерть и облегчение, которое та несла. Измученное лицо светлело. Сила могучим потоком лилась через соединенные ладони, оставляя прежнюю владелицу, и наполняла чернотой тело той, что звалась когда-то Василисой. Она наполняла новый сосуд до краев, убивая, вытесняя душу, заставляя забывать…

Вздох – и колдунья с наслаждением потянулась, более не глядя на ту, что всего пару мгновений назад вызывала сочувствие. Что с нее взять? Умерла и умерла.

– Ты кто такая?! – Незнакомый голос заставил ее резко обернуться.

Мужчина, стоявший на пороге, смотрел удивленно.

– Откуда ты тут взялась, а?

Девушка вздрогнула, когда чужие воспоминания тенью пронеслись перед глазами. Всплыли в памяти боль, унижение, удар ножа…

– Пришла с тобой посчитаться, – усмехнулась колдунья, делая шаг вперед и одновременно встряхивая руками.

Стихийная сила, не сдерживаемая, стремительная и страшная, рванулась прочь. О, ты умрешь, ничтожество! Ты будешь долго, очень долго умирать, ты прочувствуешь всю ее боль как свою, и не раз, не два… А я буду смотреть, как наливаются мукой и болью твои глаза, как седина проступает в темных волосах. Да, я буду наказывать долго…

Эти мысли пронеслись яркой вспышкой, столь же сильной и быстрой, как удар молнии, сорвавшейся с рук и ударившей колдуна. Тот не успел ни уклониться, ни защититься – выгнулся, переломился в спине, рухнул на каменный пол мешком с переломанными костями. Василиса захихикала. Слабак! Ничего, сейчас очнется и…

Кровь, текущая из глаз и ушей жертвы, заставила девушку озадаченно замереть.

Темная лужа на полу.

Закрыть рот руками.

Остановившийся незрячий взгляд.

Сползти вдоль стены.

Бесформенное, неестественно выгнутое тело.

Упасть на колени.

Осознать.

Почувствовать себя убийцей.

Родственная встреча

Силы возвращались на удивление быстро. Грехобор знал, что обычно после полного исчерпания маг приходит в себя несколько месяцев и все это время не может не то что творить волшбу, но даже и передвигаться без посторонней помощи. Однако вот странно – он тут не более нескольких суток, а сила уже вернулась и дремала в крови, как ни в чем не бывало. Мало того, она стала настолько всеобъемлющей, что казалась бескрайним океаном. И океан этот мерно шумел, готовый в любой миг по желанию хозяина обернуться штормом. Как такое возможно?

Мужчина прислушался к себе. Проклятый дар не бередил душу, не поднимал в ней волны злобы и ненависти, не рвался прочь в попытке уничтожить все живое. Не было бури, неистовой жажды разрушения и гнева, прежде постоянно тлевшего внутри. Дар будто спал, дожидаясь своего часа – послушный, укрощенный.

Сила изменилась. Но почему – Грехобор не понимал, однако всякий раз, раздумывая об этом, успокаивался и незаметно для себя засыпал. Словно бы дремлющая в теле магия берегла человека, не давая терзаться, переживать, метаться и гадать о судьбе.

В очередной раз проснувшись, Йен сел. Впервые за долгие годы он чувствовал себя отдохнувшим, уверенным и спокойным. Это было так непривычно, так… дико, что он замер, боясь спугнуть внутреннее умиротворение неосторожным движением или неосторожными мыслями. Нет. Рассудок оставался ясным, а дар послушным.

Грехобор огляделся. Темница, в которую его заточили, была тесной, холодной, с низким потолком, топчаном для узника и деревянной, грубо сколоченной дверью. Освещение было скудное, откуда-то с потолка – золотистое, рождающее рассеянные тени. Камни, из которых были сложены стены, пронизывали мерцающие янтарные прожилки.

Жилище. Пристанище колдунов – людей, которые забыли о том, каково это – быть человеком. Колдуну никто не нужен. Он ни к кому не привыкает. Его ведет и толкает на зло проклятый дар. Но даже самой недоброй и вероломной твари нужно место, где можно спрятаться…

Йен снова лег на скрипучий топчан и закрыл глаза. Тем, кто притащил его сюда, не нужно знать, что маг очнулся и полон сил. Уж точно они не обрадуются, увидев его на ногах. А зачем ему расстраивать хозяев раньше времени?